Читать рассказ «История»

Аннотация

Входит в сборник Ранний Азимов

Худая рука Уллена легко и бережно водила стило по бумаге; близко посаженные
глаза помаргивали за толстыми линзами. Дважды загорался световой сигнал, прежде
чем Уллен ответил:
      — Это ты, Тшонни? Вхоти, пошалуйста. Он добродушно улыбнулся, его сухощавое
марсианское лицо оживилось.
      — Сатись, Тшонни... но сперва приспусти санавески. Сверкание вашево огромново
семново солнца растрашает. Ах, совсем-совсем хорошо, а теперь сатись и посити
тихо-тихо немношко, Потому что я санят.
      Джон Брюстер сдвинул в сторону кипу бумаг и уселся. Сдув пыль с корешка
открытой книги на соседнем стуле, он укоризненно поглядел на марсианского
историка.
      — А ты все роешься в своих дряхлых заплесневелых фолиантах? И тебе не
надоело?
      — Пошалуйста, Тшонни, — Уллен не поднимал глаз, — не сакрой мне нушную
страницу. Это кника «Эра Китлера», Уильяма Стюарта, и ее очень трутно читать. Он
испольсует слишком мноко слов, которых не расъясняет. — Когда он перевел взгляд
на Джонни, на лице его читалось недоуменное раздражение. — Никокта не
опъясняет термины, которыми польсуется. Это ше совершенно ненаучно. Мы на
Марсе, преште чем приступить к рапоте, саявляем: «Вот список всех терминов,
которые испольсуются в тальнейшем. Иначе как пы люти смокли расумно
исъясняться? Ну и ну! Эти сумасшетшие семляне!
      — Это все пустяки, Уллен... забудь. Почему бы тебе не взглянуть на меня? Или ты
ничего не заметил?
      Марсианин вздохнул, снял очки, задумчиво протер стекла и осторожно водрузил
очки на нос. Потом окинул Джонни изучающим взглядом.
      — Я тумаю, ты нател новый костюм. Или не так?
      — Новый костюм? И это все, что ты можешь сказать, Уллен? Это же мундир. Я —
член Внутренней Обороны. Он вскочил на ноги — воплощение юношеского задора.
      — Што такое «Внутренняя Опорона?» — без энтузиазма поинтересовался Уллен.
      Джонни захлопал глазами и растерянно опустился на место.
      — Знаешь, я и в самом деле могу подумать, что ты даже не слышал о войне,
которая на прошлой неделе началась между Землей и Венерой. Готов поспорить!
      — Я пыл санят. — Марсианин нахмурился и поджал тонкие, бескровные губы. —
На Марсе не пывает войн... теперь не пывает. Кокта-то мы применяли силу, но это
ныло тавным-тавно. А теперь нас осталось мало, и силой мы не польсуемся. Этот
путь совершенно песперспективен. — Казалось, он заставил себя встряхнуться и
заговорить оживленнее. — Скаши мне, Тшонни, не знаешь ли ты, кде я моку найти
опретеление тово, что насывается «национальная кортость»? Оно меня
останавливает. Я не моку твикаться тальше, пока не пойму его сначение.
      Джонни выпрямился во весь рост, блистая чистой зеленью мундира Земных Сил, и
улыбнулся, ласково и снисходительно:
      — Ты неисправим, Уллен, старый ты простофиля. Не хочешь ли пожелать мне
удачи? Завтра я отправляюсь в космос.
      — Ах, а это опасно?
      Джонни даже взвизгнул от смеха:
      — Опасно? А ты как думаешь?
      — Токта... токта это клупо — искать опасности. Зачем это тепе нато? ~
      — Тебе этого не понять, Уллен. Ты только пожелай мне удачи, скажи, чтобы я
быстрее возвращался с победой.
      — Все-не-пре-мен-но! Я никому не шелаю смерти. — Узкая ладонь марсианина
скользнула в протянутую лапищу. — Путь осторошен, Тшонни... И покоти, пока ты не
ушел, потаи мне рапоту Стюарта. Тут, на вашей Семле все телается таким тяшелым.
Тяшелым-тяшелым... И таше к терминам не привотится опретелений.
      Он вздохнул и вновь погрузился в манускрипты, еще до того как Джонни
неслышно выскользнул из комнаты.
      — Какой варварский нарот, — сонно пробормотал себе под нос марсианин. —
Воевать! Они тумают, что упивая... — Слова сменились внятным ворчанием, в то
время как глаза продолжали следить за пальцем, ползущим по странице.
      «...Союз англосаксонских государств в любую минуту мог распасться, хотя уже к
весне 1941 года стало очевидно, что гибель...»
      — Эти сумасшетшие семляне!
      Опираясь на костыли, Уллен остановился на лестнице университетской
библиотеки, сухонькой ладошкой защитив слезящиеся глаза от неистового земного
солнца.
      Небо было голубым, безоблачным... безмятежным. Но где-то там, вверху, за
пределами воздушного океана, сражаясь, маневрировали стальные корабли,
полыхая яростным огнем. А вниз, на города, падали крохотные капли смерти —
высокорадиоактивные бомбы, бесшумно и неумолимо выгрызающие в месте падения
пятнадцатифутовый кратер.
      Население городов теснилось в убежищах, скрывалось в расположенных глубоко
под землей освинцованных помещениях. А здесь, наверху, молчаливые,
озабоченные люди текли мимо Уллена. Патрульные в форме вносили некоторое
подобие порядка в это гигантское бегство, направляя отставших и подгоняя
медлительных.
      Воздух был полон отрывистых приказов.
      — Спустись-ка в убежище, папаша. И поторопись. Видишь ли, здесь запрещено
торчать без дела.
      Уллен повернулся к патрульному, неторопливо собрал разбежавшиеся мысли,
оценивая ситуацию.
      — Прошу прощения, семлянин... но я не спосопен очень пыстро перемещаться по
вашему миру. — Он постучал костылем по мраморным плитам. — В нем все претметы
слишком тяшелы. Если я окашусь в толпе, то меня затопчут.
      Он доброжелательно улыбнулся с высоты своего немалого роста. .Патрульный
потер щетинистый подбородок:
      — Порядок, папаша, я тебя понял. Вам, марсианам, у нас нелегко... Убери-ка с
дороги свои палочки.
      Напрягшись, он подхватил марсианина на руки.
      — Обхвати-ка меня покрепче ногами, нам надо поторопиться.
      Мощная фигура патрульного протискивалась сквозь толпу. Уллен зажмурился, —
быстрое движение при этом противоестественном тяготении отзывалось спазмами в
желудке. Он снова открыл глаза только в слабо освещенном закоулке подвала с
низкими потолками.
      Патрульный осторожно опустил его на пол, подсунув под мышки костыли.
      — Порядок, папаша. Побереги себя.
      Уллен пригляделся к окружающим и заковылял к одной из невысоких скамеек в
ближайшем углу убежища. Позади него послышался зловещий лязг тяжелой,
освинцованной двери.
      Марсианский ученый достал из кармана потрепанный блокнот и начал
неторопливо заполнять его каракулями. Он не обращал ни малейшего внимания на
взволнованные перешептывания, встретившие его появление, на обрывки
возбужденных разговоров, повисшие в воздухе.

      Но, потирая пушистый лоб обратным концом карандаша, он наткнулся на
внимательный взгляд человека, сидящего рядом. Уллен рассеянно улыбнулся и
вернулся к записям.
      — Вы ведь марсианин, верно? — заговорил сосед торопливым, свистящим
голосом. — Не скажу, что особо люблю чужаков, но против марсиан ничего такого не
имею. Что же касается венериан, так теперь я бы им...
      — Тумаю, ненависть никокта не товетет то топра, — мягко перебил его Уллен. —
Эта война — серьесная неприятность... очень серьесная. Она мешает моей рапоте, и
вам, семлянам, слетует ее прекратить. Или я не прав?
      — Можем поклясться своей шкурой, что мы ее прекратим, — последовал
выразительный ответ. — Вот треснем по их планете, чтобы ее наружу вывернуло... и
всех поганых венерят вместе с ней.
      — Вы сопираетесь атаковать их корота, как и они ваши? — Марсианин совсем по-
совиному задумчиво похлопал глазами. — Вы тумаете, что так путет лучше?
      — Да, черт побери, именно так...
      — Но послушайте. — Уллен постучал костистыми пальцами по ладони. — Не
проще ли пыло пы снаптить все корапли тесориентирующим орушием?.. Или вам так
не кашется? Наверное, потому, что у них, у венериан, есть экраны?
      — О каком это оружии вы говорите? Уллен детально обдумал вопрос.
      — Полакаю, что тля нево у вас существует свое насвание... но я никокта ничево
не понимал в орушии. На Марсе мы насываем ево «скелийнкпек», что в перевоте на
английский осначает «тесориентирующее орушие». Теперь вы меня понимаете?
      Он не получил ответа, если не считать недовольного угрюмого бормотания.
Землянин отодвинулся от своего соседа и нервно уставился на противоположную
стену. Уллен понял свою неудачу и устало повел плечом:
      — Это не ис-са тово, что я утеляю всему происхотящему слишком мало внимания.
Просто ис-са войны всекта слишком мноко хлопот. Стоило пы ее прекратить. — Он
вздохнул. — Но я отвлекся!
      Его карандаш вновь пустился было в путь по лежащему на коленях блокноту, но
Уллен снова поднял глаза:
      — Простите, вы не напомните мне насвание страны, в которой скончался Китлер?
Эти ваши семные насвания порой так слошны. Кашется, оно начинается на «М».
      Его сосед, не скрывая изумления, вскочил и отошел подальше. Уллен
неодобрительно и недоуменно проследил за ним взглядом.
      И тут прозвучал сигнал отбоя.
      — Ах та! — пробормотал Уллен. — Матакаскар! Веть очень простое насвание.
      Теперь мундир на Джонни Брюстере уже не выглядел с иголочки. Как и должно
быть у бывалого солдата, по плечам и вдоль воротника намертво залегли складки, а
локти и колени лоснились.
      Уллен пробежался пальцами вдоль жутковатого шрама, шедшего вдоль всего
правого предплечья Джонни.
      — Тшонни, теперь не польно?
      — Пустяки! Царапина! Я добрался до того венеряка, который это сделал. От него
осталась лишь царапина на лунной поверхности.
      — Ты сколько пыл в коспитале, Тшонни?
      — Неделю!
      Он закурил и присел на край стола, смахнув часть бумаг марсианина.
      — Остаток отпуска мне следовало бы провести с семьей, но, как видишь, я
выкроил время навестить тебя.
      Он подался вперед и нежно провел рукой по жесткой щеке марсианина.
      — Ты так и не скажешь, что рад меня видеть? Уллен протер очки и внимательно
поглядел на землянина.
      — Но, Тшонни, неушели ты настолько сомневаешься, что я рат тепя витеть, что не
поверишь то тех пор, пока я не выскашу это словами? — Он помолчал. — Нато путет
стелать об этом пометку. Вам, простотушным семлянам, всекта неопхотимо вслух
ислакать трук перет труком такие очевитные вещи, а иначе вы ни во что не верите.
У нас на Марсе...
      Говоря это, он методично протирал стекла. Наконец он вновь водрузил очки на
нос.
      — Тшонни, расве у семлян нет «тесориентирующего орушия»? Я поснакомился во
время налета с отним человеком в упешище, и он не мок понять, о чем я коворю.
      Джонни нахмурился:
      — Я тоже не понимаю, о чем ты. Почему ты спрашиваешь об этом?
      — Потому что мне кашется странным, что вы с таким трутом поретесь с этим
венерианским наротом, токта как у них, похоше, вовсе нет экранов, чтопы вам
противотействовать. Тшонни, я хочу, чтопы война поскорее кончилась. Она мне
постоянно мешает, все время прихотится прерывать рапоту и итги в упешище.
      — Погоди-ка, Уллен. Не торопись. Что это за оружие? Дезинтегратор? Что ты об
этом знаешь?
      — Я о таких телах я воопще ничево не снаю. Я полакал, что ты снаешь, потому и
спросил, У нас на Марсе в наших исторических хрониках коворится, что такое
орушие применялось в наших тревних войнах. Мы теперь в орущий совсем не
распираемся. Моку только скасать, что оно пыло простым, потому что противная
сторона всекта что-нипуть применяла тля сащиты, и токта все опять становилось так
ше, как пыло... Тшонни, тепе не покашется сатрутнительным спуститься со стола и
отыскать «Начало космических путешествий» Хиккинпоттема?
      Джонни сжал кулаки и бессильно потряс ими:
      — Уллен, чертов марсианский педант... неужели ты не понимаешь, насколько это
важно? Ведь Земля воюет! Воюет! Воюет! Воюет!
      — Все верно, вот и прекратите воевать. — В голосе Уллена звучало
раздражение. — На Семле нет ни мира, ни покоя. Я натеялся как слетует порапотать
в пиплиотеке... Тшонни, поосторошнее. Ну, пошалуйста, ну что ты телаешь? Ты меня
просто опишаешь.
      — Извини, Уллен. А как ты со мной обошелся? Но мы еще посмотрим.
      Отмахнувшись от слабых протестбв Уллена, Джонни подхватил его на руки вместе
с креслом-каталкой, и марсианин оказался за дверью раньше, чем успел закончить
фразу.
      Ракетотакси бжидало возле ступеней библиотеки. С помощью водителя Джонни
запихнул кресло с марсианином в салон. Машина взлетела, оставляя за собой хвост
смога.
      Уллен мягко пожаловался на перегрузку, но Джонни не обратил на это внимания.
      — Чтобы через двадцать минут мы были в Вашингтоне, приятель, — бросил он
водителю. — Наплюй на все запреты.
      Чопорный секретарь произнес холодно и монотонно:
      — Адмирал Корсаков сейчас примет вас.
      Джонни повернулся и погасил сигарету. Затем бросил взгляд на часы и хмыкнул.
      Уллен очнулся от беспокойного сна и тут же нацепил очки.
      — Они наконец-то опратили на нас внимание, Тшонни?
      — Тс-с-с!
      Уллен безразлично оглядел роскошную обстановку кабинета, огромные карты
Земли и Венеры на стене, внушительный стол в центре. Скользнул глазами по
низенькому, полненькому, бородатому человеку по ту сторону стола и с облегчением
остановил взгляд на долговязом рыжеватом мужчине, стоявшем неподалеку.
      От избытка чувств марсианин попытался даже приподняться в своем кресле.
      — Токтор Торнинк, вы ли это? Мы встречались с вами кот насат в Принстоне.
Натеюсь, вы меня не сапыли? Мне там присвоили почетную степень.
      Доктор Торнинг шагнул вперед и с силой пожал руку Уллена:
      — Разумеется. Вы делали тогда доклад о методологии исторической науки Марса,
верно?
      — О, вы запомнили, я так рат! Мне очень повесло, что я с вами повстречался.
Скашите мне как ученый, что вы тумаете относительно моей теории о том, что
социальная наступательность эры Китлера послушила основной причиной тля
Поль — Доктор Торнинг улыбнулся:
      — Мы обсудим это позже, доктор Уллен. А сейчас адмирал Корсаков надеется
получить от вас информацию, при помощи которой мы сможем покончить с войной.
      — Вот именно, — скрипуче произнес Корсаков, поймав кроткий взгляд
марсианского ученого. — Хотя вы и марсианин, я предлагаю вам способствовать
победе принципов свободы и законности над безнравственными поползновениями
венерианской тирании.
      Уллен с сомнением посмотрел на него:
      — Это свучит невешливо... но не скасал пы, что я много расмышлял на эту тему.
Вероятно, вы хотите скасать, что война скоро кончится?
      — Да, нашей победой.
      — Та-та, «попета», но веть это только слово. История покасывает, что войны,
выикранные са счёт чисто военноко преимущества, слушат основой тля роста
милитарисма и реваншисма в путущем. По этому вопросу я моку порекоментовать
вам очень хорошее эссе, написанное Тшеймсом Коллинсом. В полном виге оно пыло
опупликовано в тве тысячи пятитесятом коту.
      — Мой дорогой сэр!
      Уллен повысил голос, оставляя без внимания тревожный шепоток Джонни.
      — Что ше касается попеты — потлинной попеты, то почему пы вам не опратиться
к простому нароту Венеры и не саявить: «Какой нам смысл враштовать? Тавайте
лучше «по-коворим...»
      Последовал удар кулаком по столу и невнятная ругань.
      — Ради всего святого, Торнинг. Разбирайтесь с ним сами. Даю вам пять минут.
      Торнинг подавил смешок.
      — Доктор Уллен, мы попросили бы вас рассказать то, что вы знаете о
дезинтеграторе.
      — Десинтекраторе? — Уллен недоуменно коснулся пальцем щеки.
      — Вы о нем рассказали лейтенанту Брюстеру.
      — Хм-м-м... А-а! Вы про «тесориентирующее орушие». Я о нем ничего не снаю.
Марсианские историки несколько рас упоминали о нем, но они тоше ничего не
снали... я потрасумеваю, с технической точки срения.
      Рыжеволосый физик терпеливо кивнул:
      — Понимаю вас, понимаю. Но что именно они сообщили? К какому виду оружия
оно относилось?
      — Ну-у, они коворили, что это орушие саставляет металл распататься на части.
Как вы насываете силы, саставляющие частицы металла тершаться вместе?
      — Внутримолекулярные силы?
      Уллен задумался и медленно произнес:
      — Наверное. Я запыл, как это насывается по-марсиански... помню, что слово
тлинное. Но в люпом случае... это орушие... расрушает эти силы, и металлы
рассыпаются в порошок. Но тействию потвершены лишь три металла: шелесо,
копальт и... у нево такое странное насвание!
      — Никель, — мягко подсказал Джонни.
      — Та, та, никель!
      Глаза Торнинга заблестели.
      — Ага, ферромагнитные элементы. Могу поклясться, тут замешано
осциллирующее магнитное поле, чтоб я стал венерианцем. Что скажете, Уллен?
      Марсианин вздохнул:
      — Ах, эти невосмошные семные термины... Потоштите, полыцую часть моих
снаний оп орушии я почерпнул в ра-поте Хокела Пека «О культурной и социальной
истории Третьей империи». Это товольно полыпой трут в тритцати четырех томах, но
я всекта считал ево товольно посретственным. Его манера ислошения...
      — Пожалуйста, — перебил его Торнинг, — оружие...
      — Ах та, та! — Уллен поудобнее устроился в кресле, скривившись от усилия. — Он
коворит оп электричестве, которое колеплется тута и сюта очень метленно... очень
метленно, и его тавление... — Он беспомощно замолчал, с наивной надеждой
взглянув на хмурое лицо адмирала. — Я тумаю, это понятие осначает «тавление», но
я не снаю, это слово очень трутно перевести. По-марсиански это свучит как
«крансарт». Это мошет помочь?
      — Мне кажется, вы имеете в виду потенциал, доктор Уллен! — Торнинг громко
вздохнул.
      — Пусть путет так. Сначит, этот «потенциал» тоше меняется очень метленно, но
его перемены как-то синхронисированы макнитисмом, который... хм-м...тоше
исменяется. Вот и все, что я снаю. — Уллен нерешительно улыбнулся. — А теперь я
пы хотел вернуться к сепе. Натеюсь, теперь все путет в порятке?
      Адмирал не удостоил его ответом.
      — Вы что-нибудь поняли из этой болтовни, доктор?
      — Чертовски мало, — признался физик, но это дает нам одну-две — зацепки.
Можно, конечно, извлечь что-нибудь из книги Бека, но на это мало надежды. Скорее
всего мы обнаружим лишь повторение того, что слышали сейчас от доктора Уллена.
Скажите, на Марсе сохранились какие-нибудь научные труды?
      Марсианин опечалился
      — Нет, токтор Торнинк. Они все пыли уничтошены кальнианскими реакционерами.
Мы на Марсе совсем расочаровались в науке. История покасывает, что научный
прокресс не ветет к счастью. — Он повернулся к молодому землянину. — Тшонни,
пошалуйста, пойтем.
      Мановением руки адмирал Корсаков отпустил их обоих.
      Уллен сосредоточенно водил взглядом по плотно исписанной странице,
останавливался, вписывал слова. Потом поднял глаза и тепло улыбнулся Джонни
Брюстеру, который недовольно покачал головой и опустил руку на плечо
марсианина. Брови молодого землянина сдвинулись еще больше.
      — Уллен, — с трудом произнес он, — у тебя назревают большие неприятности.
      — Та? У меня? Неприятности? Но, Тшонни, это неверно. Моя кника прекрасно
протвикается вперет. Первый том уше окончен и после некоторой шлифовки путет
котов к печати.
      — Уллен, если ты не сообщишь правительству исчерпывающие данные о
дезинтеграторе, я не отвечаю за последствия.
      — Но я расскасал все, что снаю.
      — Не все. Этих данных недостаточно. Ты должен постараться вспомнить еще что-
нибудь, Уллен, ты должен.
      — Но веть снать то, чеко не существует, невосмошно — это аксиома. — Опершись
о подлокотники, Уллен попрямее уселся в кресле.
      — Да знаю я. — Губы Джонни страдальчески скривились. — Но и ты должен
понять! Венериане контролируют пространство; наши гарнизоны в поясе астероидов
уничтожены, на прошлой неделе пали Фобос и Деймос. Сообщение между Землей и
Луной прервано, и один Господь знает, как долго сможет продержаться Лунная
эскадра. Сама Земля едва-едва способна защититься, а бомбить ее теперь примутся
всерьез... Ну же, Уллен, неужели ты не понимаешь?
      Растерянность во взгляде марсианина усилилась.
      — Семля проикрывает?
      — Ну конечно!
      — Токта смиритесь. Это путет локическим савершением. И сачем вы, сумасшетшие
семляне, все это сатёяли? Джонни заскрежетал зубами:
      — Но если у нас будет дезинтегратор, мы победим. Уллен пожал плечами:
      — Но, Тшонни, это ше так утомительно, выслушивать отни и те ше старые
попасенки. У вас, семлян, колова рапотает только в отном направлении. Послушай,
мошет пыть, ты почувствуешь сепя лучше, если я почитаю тепе немного ис своей
рапоты? Это пойтет на польсу твоему интеллекту.
      — Ладно, Уллен, ты сам на это напросился. Тебе некого винить. Если ты не
сообщишь Торнингу то, что он хочет знать, тебя арестуют и будут судить за измену.
      Последовало недолгое молчание, потом Уллен произнес, слегка заикаясь:
      — Меня... са исмену? И ты топускаешь, что я моку претать... — Историк сдернул
очки и принялся трясущимися руками протирать стекла. — Это неправта. Ты
пытаешься запукать меня.
      — О нет, я-то нет. Это Корсаков считает, что ты знаешь больше, чем говоришь. Он
уверен, что ты или набиваешь себе цену, или — и это его больше устраивает — ты
подкуплен венерианами.
      — Но Торнинк...
      — Торнинг не всемогущ. Ему впору подумать о собственной шкуре. Земное
правительство в моменты потрясений не может похвастаться рассудительностью. —
На глаза Джонни неожиданно навернулись слезы. — Уллен, должно же быть что-то,
что ты забыл. Это не только тебе надо — всей Земле.
      Уллен задышал тяжело, со свистом.
      — Они считают, что я спосопен торковать своими научными поснаниями. Вот
какими оскорплениями платят они мне са поряточность, са мою научную
принципиальность?! — От ярости голос его охрип, и впервые за все время их
знакомства Джонни смог постичь разнообразие древнемарсианских выражений. —
Рас так, я не происнесу ни слова! — заявил ученый. — Пусть они сашают меня са
решетку, пусть расстреляют, но этово оскорпления я не сапуту никокта.
      В его глазах читалась такая непоколебимость, что у Джонни поникли плечи.
Замигала сигнальная лампочка, но землянин даже не шевельнулся.
      — Ответь на сигнал, Тшонни, — мягко попросил Уллен. — Они явились са мной.
      Мгновение спустя в комнате стало тесно от зеленых мундиров. Лишь доктор
Торнинг и двое его спутников выделялись штатскими костюмами.
      Уллен силился подняться на ноги.
      — Коспота, я ничего не скашу. Я уше слышал, что вы пришли к вывоту, что я
протаю свои снания — протаю са теньки! — Он плевался словами. — Таково мне еще
не коворили. Если вам укотно, вы мошете арестовать меня неметленно, я не скашу
больше ни слова... и я откасываюсь иметь тело с семным правительством в
тальнейшем...
      Офицер в зеленом мундире шагнул было вперед, но Торнинг движением руки
отстранил его.
      — Ну и ну, доктор Уллен, — весело произнес он, — стоит ли так кипятиться? Я
просто пришел поинтересоваться, не вспомнили ли вы какой-нибудь
дополнительный факт. Любой, хоть самый незначительный...
      С трудом опираясь на подлокотники, Уллен тем не менее держался твердо и
прямо. Его ответом было лишь ледяное молчание.
      Доктор Торнинг невозмутимо присел на стол историка, взвесил в руке толстую
стопку страниц.
      — А-а, так об этой работе мне говорил молодой Брюстер? — Он с любопытством
поглядел на рукопись. — Что ж, вы, конечно, понимаете, что ваша позиция может
заставить правительство все это конфисковать.
      — Та?
      Волна ужаса смыла выражение непримиримости с лица Уллена. Он подался
вперед, потянувшись к манускрипту, Физик отбросил прочь слабую руку
марсианина:
      — Руки прочь, доктор Уллен. О вашей работе я сам теперь позабочусь. — Он
зашуршал страницами. — Видите ли, если вас арестуют за измену, то ваша писанина
станет криминалом.
      — Криминалом! — Уллен уже не говорил, а хрипел. — Ток-тор Торнинк, вы сами
не понимаете, что коворите. Это... это мой величайший трут. — Его голос окреп. —
Пошалуйста, ток-тор Торнинк, верните мне мою рукопись.
      Физик держал ее возле самых дрожащих пальцев марсианина.
      — Только если... — начал он.
      — Но я ничево не снаю! — На побледневшем лице историка выступил пот. Голос
срывался: — Покотите! Тайте мне время! Тайте мне восмошность потумать... и
пошалуйста, оставьте мою рапоту в покое.
      Палец физика больно уперся в плечо марсианского историка.
      — Вам лучше помочь нам. Вашу писанину мы можем уничтожить за несколько
секунд, если вы...
      — Покотите, прошу вас. Кте-то — не помню кте — упоминалось, что в этом орущий
тля некоторых электросхем применялся специальный металл, который портится от
воты и востуха. Он...
      — Святой Юпитер танцующий! — вырвалось у одного из спутников Торнинга. —
Шеф, помните работу Аспартье пятилетней давности о натриевых схемах в аргонной
атмосфере?..
      Доктор Торнинг погрузился в размышления.
      — Минуточку... минуточку... минуточку... Черт побери! Это же прямо в глаза
лезло...
      — Вспомнил, — неожиданно прохрипел Уллен. — Это пыло описано у Каристо. Он
распирал патение Каллонии, и это пыло отним ис некативных факторов — нехватка
этово металла, там он и ссылается на...
      Но он обращался к пустой комнате. На некоторое время Уллен от изумления
замолчал. Потом воскликнул:
      — Моя рукопись!
      Болезненно прихрамывая, он подобрал страницы, разбросанные по всему полу, и
сложил вместе, бережно разглаживая каждый лист.
      — Такие варвары... так опращаться с величайшим научным трутом!
      Уллен выдвинул еще один ящик, порылся в его содержимом и раздраженно
задвинул на место.
      — Тшонни, кута я сунул ту пиплиографию? Ты не вител ее? — Он покосился в
сторону окна. — Тшонни!
      — Уллен, погоди минуточку. Они уже близко, — отозвался Джонни Брюстер.
      Улицы за окном ошеломляли буйством красок. Длинной, уверенно вышагивающей
колонной двигался по проспекту цвет флота. В воздухе рябило от снегопада
конфетти, от лент серпантина. Слышался монотонный и приглушенный рев толпы.
      — Ах, это клупые люта, — задумчиво произнес Уллен. — Они так ше ратовались,
кокта началась война, и токта тоше пыл парат. А теперь еще отин. Смешно!
      Он доковылял до своего кресла. Джонни последовал за ним.
      — Ты знаешь, что правительство назвало звездный музей твоим именем?
      — Та, — последовал сухой ответ. Уллен растерянно заглянул под стол. — Мусей
поевой славы имени Уллена, и там путет выставлено все трофейное орушие. Такова
ваша странная семная привычка испольсовать претметы. Но кте, путь я проклят, эта
пиплиография?
      — Вот здесь, — ответил Джонни, извлекая документ из жилетного кармана
Уллена. — Наша победа завоевана твоим оружием, это для тебя оно древнее, а для
нас в самый раз.
      — Попета! Ну конечно! Пока Венера не перевоорушится и не начнет новую порьпу
за реванш. Вся история покасывает... латно, хватит на эту тему. — Он поудобнее
устроился в кресле. — А теперь посволь продемонстрировать тепе потлинную
попету. Посволь, я прочту тепе кое-что ис первово тома моей рапоты. Снаешь, она
уше в напоре. Джонни рассмеялся:
      — Смелей, Уллен. Теперь я готов прослушать все твои двенадцать томов слово за
словом. Уллен ласково улыбнулся в ответ.
      — Тумаю, это пойтет на польсу твоему интеллекту, — заметил он.

Понравился рассказ? Поделись с друзьями:

ЧИТАЙТЕ ДРУГИЕ РАССКАЗЫ: